Дед Степан ходил по двору и выискивал в куче жердей подходящее дерево. Кряхтел, ругался, сам себе объяснял, что это не подходит, и это не походит. А какое подходит найти не мог.
В последнее время на окраине деревни стало твориться неладное. Собаки стали пропадать, одна за другой. Потом и другая живность, находили ее потом, растерзанную в полях на снегу. И в деревне стали шептаться, что это неспроста, что завелся в окрестностях вурдалак, а может, и кто похуже.
Кто еще похуже может завестись в окрестностях, дед Степан не знал, но понимал, что просто охами и молебнами не обойтись. Надо что-то делать. А единственное, что он умел делать хорошо — это работать с деревом. Вот и выбирал себе жерди, чтобы выстругать хорошее рожно.
— Дед, дед, где ты?
— Надоть чего тебе, — проворчал дед Степан.
Со соседями надо дружно жить, хоть они и поганцы. Так, дед Степан думал. И поступал так. Но Гришка и не думал вовсе, и поступал, как бог на душу положит.
— Дед, слышал, чо мужики говорят?
— И чо? — передразнил дед Степан. — Ты Гришка зачем пожаловал?
— Одолжить хотел у тебя денег, — честно сознался Гришка.
— Дак чо мужики-то говорят? — дед Степан сделал вид, что не услышал.
— Я тебе про одолжить говорил, — Гришка подошел и громче сказал, наклоняясь к деду Степану. — Оглох, чо ли старый, — пробормотал Гришка.
— Оглох, — согласился дед Степан. — Ты мне еще прошлый «одолжить» не вернул, а туда же, за новым пожаловал!
— Ну вот, все разом и отдам! — хохотнул Гришка. — Тебе старому ничего уже не надоть, хлеба пошамкал и довольно с тебя!
— А позапрошлый «одолжить» тоже разом отдашь?
— Да ты жмот старый! — Гришка сжал кулаки. — В морду бы тебе дал, да старость уважаю, — Гришка зло сплюнул на снег.
— Был бы я жмотом, я б тебе денег совсем не давал, — не обиделся дед Степан.
А что обижаться-то на убогого?
Гришка он пьяница. Вот у него нутро жжет с утра, он и беситься. Ладно на него, деда старого беситься, а вот на женку свою и деток — это плохо. Тут у деда Степана, кажинный раз была дилемма. Слово это деду Степану нравилось. Он, когда про жизнь рассуждал, произносил это слово врастяг:
— Дилем-м-ма, — и палец указательный поднимал, значит, сложный вопрос, над которым ему деду Степану надо подумать.
Вот с Гришкой и была эта «дилем-м-ма». Денег-то деду Степану и правда было не жаль. Он один-одинешенек, на себя ему мало надо, все к нему и бежали в случае нужды, потому что знали, что не откажет.
Вот по хорошему Гришке не надо денег давать, потому что все одно, пропьет.
Но вот дилем-м-ма в том и состоит, что Гришке денег на водку давать нельзя, зачем помогать человеку спиваться. А ежели не дать, то все, что ему нутро-то выжигает на жену и детей выльется.
— Убью, дед, — вызверился Гришка. — Дай, говорю денег, не то башку отверну!
Дед Степан не боялся его, но все равно схватил первую попавшеюся жердину.
— Но, но, ты на рожон-то не лезь, Гришка, — осадил он соседа. — Я, конечно, старый уже, но рожном тебя приложу, мало не покажется, — он строго посмотрел на Гришку. — Ломает тебя, паря. Вот, кстати, — дед отвлекся на жердину в руках, — вот ведь и искал как раз эту жердь. На-ко, помоги, — он сунул нижний конец жердины в руки Гришке.
— Черт, — выругался Гришка, — старый черт, — схватил жердину и согнулся, — тяжеленная! Куда она тебе?
— Осина, — продолжил рассуждать дед Степан, — само то будет для кола-то или рожна.
— Нафига тебе? — разозлился Гришка.
— Нечисть пойду убивать, — спокойно сказал дед Степан. — Пока вы с мужиками-то кумекаете, что делать, лето настанет. А там и вовсе некогда будет: огороды, покосы. Кто-то ж должен деревню спасти? — он посмотрел на Гришку прозрачными глазами.
— Ты, что ли? — усмехнулся сосед.
— Ну, а кто, коли не я? — добродушно согласился дед Степан. — У нас это семейное. Отец на медведя с рожном ходил, дед ходил, и я поди с нечестью всякой сдюжу.
— Ой, да тебя жердиной это пристукни ты и кони двинешь.
— Значится так, — дед Степан строго посмотрел на Гришку, — ты мне помогаешь из жердины кол правильный вытесать, а я тебе на поллитра дам. Будет у нас с тобой Гришка трудотерапия, — он хмыкнул и бросил свой конец жердины, отчего Гришку совсем к земле пригнуло. — Понял? Так, глядишь, из тебя человека сделаем.
— Ты, дурак старый, на нечисть собрался с колом идти? — рассмеялся Гришка. — Так, она тебя и ждать будет, пока ты им махать станешь.
— Рожном, Гришка не махают, — наставительно сказал дед. — На тебе пилу, — он отчеркнул ногтем по темной древесине. — Положь уже жердину-то на козлы и пили вот туточки.
Гришка промолчал, хотя так и подмывало сматькаться. Дернул жердину, покраснел от натуги и взгромоздил ее на козлы. Взял пилу, примерился и стал пилить, сплевывая желтую табачную слюну на снег.
— Вот и молодец, — похлопал его по плечу дед Степан. — Осиновая жердь само то, для рожна на всякую нечисть. Щас отпилишь, будем острить его и потом с молитвой противу всякой нечисти пойдем.
— Дурак, старый дурак! — запыхавшись сказал Гришка. — Пошел против нечисти с молитвой и палкой!
— Ты не бухти, — сказал дед, — пили, давай.
Полдня они провозились с колом. Гришка поначалу исходил потом от слабости и злостью. Потом его слегка отпустило. Они принял, сматерившись от деде Степана «на поллитра» и ушел.
— Дай бог, впрок ему пойдет, — сказал дед Степан, когда за Гришкой закрылась калитка. — Ну вот, хороший рожон вышел, — он похлопал по гладкой древесине, потрогал артритным пальцем острие кола и довольно добавил, — злой получился. Вся злость Гришкина в кол этот и ушла. Надеюсь, поможет.
Вечером дед Степан пошел в сельсовет. Там было назначено собрание, на повестке стояло происшествие на окраине деревни. Дед вял с собой выструганный кол, аккуратно приладил его у входа в сельсовет, отряхнул валенки от снега и зашел в жарко натопленный зал.
Председатель кашлянул, налил воды в стакан и сказал:
— По деревне ходют слухи, что у нас в советское время завелась нечисть, — он еще раз кашлянул и обвел взглядом притихших мужиков. — Так вот, я вам, что скажу, товарищи! Не может в наше время водиться всякой нечисти! Мы человека в космос запустили, а вы говорите нечисть! Бабкины это сказки! Стыдно в такое верить, товарищи!
— Хватит тут агитацию разводить! — крикнул Гришка.
— О, тверёзвый, — тихонько сказал и поднял скрюченный палец дед Степан. — Работает трудотерапия.
— Да, — поддержали его мужики. — Что делать-то будем?
— Да, дед Степан уже все сделал, — хохотнул Гришка и подмигнул деду. — Он ужо оружие-то приготовил. Сам всех победит!
— От зубоскальник, — усмехнулся дед Степан.
— Хватит! — рявкнул председатель. — Я, как и положено официальному лицу, —председатель опять кашлянул, собираясь с мыслью, — известил органы власти о нашей проблеме. И, — он почесал за ухом.
— Ну понятно, — вздохнул дед Степан, — щас будить агитация на час и опять не решат ничего. Пойду я, — он сказал соседу и осторожно протиснулся к выходу.
Вышел на морозный воздух, взял осиновое рожно и пошел на окраину деревни. Там долго стоял у плетня, смотрел в черный лес и бормотал. Рожно оставил прислоненным к плетню, долго ходил там, где находили растерзанных животных. Примеривался. Опять бормотал что-то. Смотрел на небо. Но из-за туч было темно и плохо видно.
Дед Степан вздохнул, посмотрел на луну, которая тускло-тускло светила из-за тучи. Погрозил луне скрученным пальцем и опять что-то пробормотал.
Луна, словно испугавшись, строго деда Степана, нехотя вылезла из-за тучи и засияла во всю мочь.
— То-то же! — довольно сказал дед Степан и побрел к плетню, где оставил рожон.
У плетня оглянулся на лес и увидел, как в сторону деревни, по полю двигалась огромная темная фигура.
— Ну, ну, — довольно потирая руки, сказал дед Степан. — Так, рукавицы больше не понадобятся, — он сунул их в карман, покрепче схватился за кол. Потоптался, примериваясь, и стал ждать.
***
Утром к деду Степану зашел Гришка. Покричал его, не найдя во дворе. Зашел в избу.
— Простыла вся уже, — он заглянул в комнатушку за печкой, где спал дед Степан. — Дед? Ты где?
Обошел весь дом, еще раз двор.
— Черт старый, — сплюнул на снег, — нешто и правда пошел со своим колом на нечисть?
Один Гришка не решился идти к околице. Созвал мужиков. Там они и нашли деда Степана на снегу с разорванной грудиной. А на осиновом рожне, свалившись почти до земли, висел огромный черный медведь.
— Шатун, — сказал председатель и стянул шапку с головы.
***
Рожном когда-то называли оружие — заострённый кол. Его использовали в старину при охоте на медведя или для защиты от него. Когда зверь нападал, он напарывался на остриё рожна и погибал. Так и появилось выражение «лезть на рожон», то есть «рисковать, необдуманно действовать».
